Плаксы и жалельщики
«А я иду такая вся в Дольче & Габана
Я иду такая вся, на сердце рана.
Слёзы душат-душат, я в плену обмана,
Но иду такая вся в Дольче & Габана».
Верка Сердючка - Дольче & Габбана
Прочитал я комментарий очередного жалельщика баб-дур, запутавшихся в бездуховности и потреблядстве и вспомнились мне слова известной песни. Её часто солдаты поют при маршировании строем:
«Не плачь, девчонка! Пройдут дожди!
Солдат вернётся – ты только жди!»
И я задумался. Что мы видим? Бедная-несчастная девчонка плачет. Полностью дезориентированная, пропадающая на ровном месте без распевающего хором песни солдата. Он – свет в окошке. Ждать и плакать. А как заявится – обслужить по полной программе, вплоть до глажки шнурков. А пока ждать.
«И уронив платок, чтоб не видал никто
Слезу смахнула девичья рука»
И завидовать. Ведь:
«Но ты, любовь, зачти отличные значки,
Которые теснятся на груди!»
Т.е. рисуется некая фантасмагорическая, имеющая слабое отношение к реальности ситуация. Девчонка – любит, плачет, ждёт, подстраивается снизу. Она завидует силе и могуществу солдата, который то в туалет без разрешения сходить не может. Несчастной плаксе противопоставляется лучезарный образ некоего абстрактного солдата, довольного собой и своим высочайшим мужским статусом. Который никак не конкретизируется от греха подальше. Мельком только упоминаются «отличные значки, которые теснятся на груди». Представляете, как будет плакса значкам завидовать! Вам стало страшно? Мне тоже!
В итоге возникает типичная и привычная картинка – несчастная баба-дура и уверенный в себе, гордый мужчина. И верят! Одна беда – это всё фантазии. А в жизни всё наоборот. Девчонка не плачет, она едет по турпутёвке в Италию, попутно получая престижное образование юриста-экономиста. Солдат для неё не пара. Для принцессы, как для алмаза, нужна достойная оправа. Что касается солдата, то его развлечения – ходьба строем, погрузочно-разгрузочные работы, услужение начальству и использование в качестве еды корма, от которого у плаксы округлились бы глаза. И так бы и остались. Таким образом, имеются две реальности: в песне и в жизни. Самое смешное, что мужчины принимают за подлинную реальность ту, что в песне. Так и позиционируют себя, как альфа-супер-пупер-менов, а баб, как дур и бедных-несчастных, проливающих слёзы.
Смотрим дальше. Или слушаем.
«Плачет девушка в автомате, - поёт Евгений Осин, -
Кутаясь в зябкое пальтецо,
Вся в слезах и губной помаде
Перепачканное лицо»
То же самое. Бедная-несчастная самка тонет в слезах, соплях и губной помаде. Самец весело бренчит на семиструнной гитаре в брюках-клёш. Но это только в песне. В реальности будет наоборот: холёная, довольная собой самка с короной, впаявшейся в мозг и изнурённый пиздостраданием самец с френдзоной длинной в бесконечность. Опять мы видим, как неприглядная реальность преображается в свою противоположность в виртуале. Обязательный элемент декора – плачущая баба-дура.
Идём дальше. Только пошли – ещё одна баба-дура проливает слёзы.
«Девушка Прасковья из Подмосковья
С грустью и тоскою снова одна.
Девушка Прасковья из Подмосковья
За занавескою плачет у окна»
Тут помимо любовной драмы на втором плане тонкий намёк на проблемы Прасковьи в плане территориальной мобильности. Прасковья стремилась в Москву, но дошла только до Подмосковья. Сидит теперь у окна и плачет. А мы сочувствуем. И не ставим себе вопрос: а где песня о юноше-гастарбайтере с аналогичными проблемами из Подмосковья? Нет такого!
Вернёмся в реал. Сопоставим возможности девушки и юноши в плане территориальной мобильности т.е. приехать и остаться в «нерезиновой». Реально это как соотношение 1 к 100. Если для девушки это «вполне возможно», то для юноши «маловероятно». Насколько важна в жизни территориальная мобильность я думаю вы догадываетесь. Это не значки, которые «теснятся на груди». Благодаря этим возможностям, девушка может сменить депрессивный регион на благополучный, провинцию на столицу. Даже и столицу другого государства.
Территориальная мобильность для девушек совмещается с социальной. Об этом сказка «Золушка». Девушка из прислуги поднялась до принцессы. И тоже была не прочь пустить слезу.
«Золушка долго смотрела им вслед, а когда из карета исчезла за поворотом, она закрыла лицо руками и горько заплакала.
Её крестная, которая как раз в это время зашла навестить бедную девушку, застала её в слезах.
- Что с тобой, дитя моё? – спросила она
Но Золушка так горько плакала, что не могла ответить.
- Тебе хотелось бы поехать на бал, не правда ли? – спросила крёстная.
- Правда! – сказала Золушка, всхлипывая»
Я думаю, вы уже догадываетесь, что никакой сопоставимой сказки «Золушок» о трансформации мальчика-свинопаса в принцы с завершением как у Шарля Перро – «А через несколько дней сыграли весёлую свадьбу» нет и не будет. ЗолушкИ никому не интересны. Всё внимание и сочувствие только ЗОлушкам.
В результате, плачут, любуясь собой, женщины, имеющие возможности и перспективы, какие мужчинам и не снились.
«Девочка плачет, шарик улетел,
Её утешают, а шарик летит.
Девушка плачет, жениха всё нет,
Её утешают, а шарик летит.
Женщина плачет, муж ушёл к другой,
Её утешают, а шарик летит.
Плачет старуха, мало прожила
А шарик вернулся, а он голубой!»
Те, кто не имеют ничего – не плачут. Они никому не нужны. И ни помощи, ни сострадания они не получат. Скорее наоборот. Все места страдальцев уже заняты женщинами: от Золушки до сильной женщины, которая «плачет у окна», как поёт Алла Пугачёва. Извините, у нас аншлаг! На всех сочувствия не хватит! Мужикам не беспокоиться!
Выводим выводы.
Что движет жалельщиками? Один из мотивов – стремление поднять свой ранг. А жалельщики понимают, что что-то с рангом у него гниловато! А помогающий, вроде как, находится выше того, кому помогает. Вроде как. Если же этого нет (а этого нет), то у плакс прямая заинтересованность, чтобы жалельщики находились в мире грёз и фантазий. Продолжали там находиться. Где значки, которые «теснятся на груди» весят больше, чем реальные здоровье, свобода, статус, права, возможности. Т.е. формируется социальный заказ на тотальную, пожизненную ложь. В рамках которой плаксы будут доказывать, как им плохо, а жалельщики будут изображать как им хорошо. И что бы жалельщики повышали свой ранг не реально, переформатируя социальные отношения, а только виртуально – через помощь плаксам, коллекционирование значков и почётных грамот или изображением своего ни на чём ни основанного «величия».
Умение пробивать на жалость, сочувствие можно рассматривать, как один из базовых женских инстинктов. Отсюда слёзы ручьём. Как по щелчку выключателя. Но это не значит, что у плакс дела хуже, чем у жалельщиков. Всё наоборот. Как? А как в сказке «Лиса и волк»
Напомню:
«Сидел волк у проруби целую ночь не сходя с места, хвост его и примёрз.
- Эка, сколько рыбы! И не вытащишь! – думает он.
Смотрит, бабы за водой идут. Волка увидели, закричали:
- Волк, волк! Бейте его!
Прибежали и начали колотить – кто коромыслом, кто ведром, кто чем попало. Волк прыгал, оторвал себе хвост и пустился бежать без оглядки.
- Хорошо же, - думает, - уж я отплачу тебе, сестрица!
Тем временем, пока волк отдувался боками, лиса забралась в избу, где пекли блины, чтобы что-то стянуть. Да попала головой в кадку с тестом, вымазалась и бежит. А волк навстречу.
- Так-то ты учишь! Меня всего исколотили, хвоста лишился!
- Эх, братец-волчёк! – говорит лиса. - У тебя только кровь выступила, а у меня мозг! Меня больней твоего прибили: плачу, насилу плетусь!
- И то правда! - говорит волк. – Жалко тебя, где уж тебе, сестрица, идти! Садись на меня, я тебя довезу!
Лиса села ему на спину, волк её и повёз.
Сидит лиса да потихоньку напевает:
- Битый небитого везёт!
- Битый небитого везёт!»
В принципе, в последней строчке все отношения между плаксами и жалельщиками. Добавить нечего!
